Время, в котором ныне живет человек, на наших глазах превращается в притчу, действие которой одновременно разворачивается в необъятном пространстве, затрагивая не отдельно взятые государства, не отдельно взятые народности или даже небольшие группы людей, а во всем мире и значение которой постигается в переживании потока перемен.
Уникальность ситуации с ковид‑19 показало со всей болезненностью, насколько уязвим человек в своем представлении о понимании Бытия. Сместив ценности Бытия в реализации духовных и телесных практик в сторону достижения бытия комфорта и благополучия, человек сосредоточил все свои усилия на взращивании технократических концепций и создании новой технократической модели общества, исключающего взаимопроникновения чувств и разума, сознательного и иррационального. И если раньше события кардинального характера могли происходить локально, оставляя возможность уединения или сокрытия от природных или социальных катаклизмов, то сейчас, сию минуту приходит осознание глобальности происходящего, не оставляющего возможность укрыться. И вместе с этим пониманием накрывает щемящее чувство ограничения и безысходного окончания. То, о чем пророчествовали философы Востока, говоря, что «само бытие Пути есть не что иное, как «тысяча превращений, десять тысяч перемен», когда «метаморфоза не сводится к логической единичности, но непрестанно творит бесконечно разнообразный мир», трансформировалось в сознании человека 21 века во что-то безликое, рационально просчитанное [1, с. 31]. Имманентность жизненного потока застыла в рациональном, жестко детерминированном облике современного общества. Однако в силу неординарности ситуации вопрос о бытии человека, о преобразовании его сознания, о том, как остаться здоровым и выжить мучительно отзывается в сердце каждого человека.
Встреча с Иным, с ничтожно малой субстанцией, вирусом, взорвало представление о непрерывности времени, о бесконечности мира и пребывания человека в нем. Непонимание, боль и страх перед скрытым нашему взору существом, который может привести к умерщвлению плоти, «свертывают» наше стремление к осознанию себя, отсекают мысли о будущем, что для Карла Ясперса, одного из самых ярких представителей ученой мысли в области психотерапии и истории 20‑го столетия, было принципиально важным с точки зрения исторической концепции человеческого существования, что «без осознания будущего вообще не может быть философского осознания истории». В своем труде «Смыслы и назначение истории» он писал: «Я пребываю открытым для будущего. Это состояние ожидания и поисков истины, еще незнания даже того, что уже есть, но что будет полностью доступно пониманию, только глядя из будущего. При таком понимании даже прошлое не завершено: оно продолжает жить, его решения не полностью, а лишь относительно окончательны, они могут быть пересмотрены. То, что было, может быть истолковано по-новому. То, что казалось решенным, вновь становится вопросом. То, что было, еще откроет, что оно есть.» [2, с. 266]. Чувствуя себя потерянным, одиноким, оставаясь наедине с ворохом амбивалентных мыслей, переживая острое непонимание настоящего, страх из-за опасности потерять здоровье и, наконец, физически закрываясь от соприкосновения с миром четырьмя стенами своего дома, человек теряет чувство реальности. А, стало быть, он лишается возможности исследовать то, что произошло и происходит. Но если смятение и страх дня сегодняшнего начинают доминировать в нашей жизни, то они мешают нам увидеть будущее, без которого невозможно дальнейшее существование. Душевная уязвимость, мнительность и раздражительность от хаотического появления умозрительных концепций, обескураживающих в своей массе отсутствием научного, философского подхода в анализе происходящего, сворачивает у человека пространство осознанной рефлексии, суживает горизонт экзистенциального опыта. «Наше время – время упрощений. Успехом пользуются лозунги, все объясняющие универсальные теории, грубые антитезы… Упрощение держится псевдонаучной абсолютности» [3, с. 148]. Там, где познание не является основой жизненных устремлений, страх прокладывает границы не-понимания, не-осознавания, купируя внимание на отдельно представленном, желаемом материальном предмете и соответственно выталкивая человека из «всеобъятной цельности, неудержимо текучей полноты бытийствования, которая дает возможным сам акт мысли» [4, с. 35]. На наш взгляд, толкование акта познания в китайской традиции как идеи следования потоку жизни созвучна представлению Карла Ясперса. «Мыслящий человек еще сам находится в развитии, которое и есть история, он незавершен и поэтому обладая ограниченным полем зрения, стоя на холме, а не на высоте, откуда открывается широкий горизонт, – видя в каком направлении могут идти возможные пути, но не знает, что является истоками и целью целого» [5, с. 266].
Со всей страстностью, пылкостью души Карл Ясперс отстаивает идею единой целостной истории, как проявления истины Бытия. Предпринимая «дерзновенные попытки» в доказательстве понимания всеобщей истории человечества как единства, бесконечной всеобъемлимости, сложность постижения которой неимоверна высока для человека, Ясперс предостерегает от заведомо ложных путей исследования, которые могут привести в никуда, если рассматривать историю как ряд случайностей, бесцельно появляющимися и исчезающими. Для постижения единства также невозможно то положение вещей, когда историю со всем ее многообразием фактов, персонажей, препарируют подобно человеческому организму, пытаясь впоследствии из расчлененных частей составить целостное представление. Задача состоит в том, чтобы осознать многогранность исторических линий, событий и образов, оставаясь открытым тому, что находится за пределами всего этого. Постигнуть сопряжение времен – прошлого, настоящего и будущего, поскольку без научного исследования произошедшего и реально происходящего невозможно осознание вектора движения в будущее, в то, что еще сокрыто от нас и в то же время в высокой степени зависит от нашего видения прошлого и настоящего, что составляет глубинный смысл существования человечества, что возвышает дух человеческий.